Сцены из уездной жизни. Премьера спектакля «Завтрак у предводителя» в Московском театре Et Cetera
В преддверии 9 ноября, дня рождения Ивана Тургенева, Московский театр Et Cetera выпускает премьеру «Завтрак у предводителя» по одноименному произведению. Она приурочена к бенефису заслуженной артистки России Ольги Беловой. Актриса, воплотившая в постановке Анну Каурову — единственный женский образ, призналась, что прочитала пьесу много лет назад и давно мечтала в ней сыграть. Реализовал замысел на сцене режиссер Юрий Буторин (в прошлом сам актер Et Cetera, сегодня он входит в труппу театра «Мастерская Петра Фоменко»), а также целая плеяда ярких и талантливых исполнителей мужских ролей.
Комедия? Сатира? Бытовой этюд?
Пьесу «Завтрак у предводителя», сейчас не столь популярную, представили на сцене Малого театра в 1849 году, когда она была написана. В роли Балагалаева блистал тогда легендарный Михаил Щепкин. Вокруг нового произведения Тургенева возникли нешуточные споры: что же это такое? Как характеризовать жанр? И нужно ли? В неординарной для себя манере писатель рисует острую, хлесткую картину провинциальных нравов, в которой обыденность становится источником и смеха и греха, заходя на территорию лейтмотивов творчества Николая Гоголя. В самом деле, здесь нет привычной лирики и утонченности тургеневских девушек и деревенской романтики. Исследователи полагают, что писатель был занят поиском новой драматической формы, потому пьеса во многом знаковая и экспериментальная для его творчества. В конечном счете эта тема осталась открытой, предоставляя режиссерам карт-бланш на авторские трактовки.
Юрий Буторин рассказал, что ему самому непросто было определиться с жанровой природой постановки. В произведениях Тургенева его привлекают одновременно воздушность и трагичность, что нашло отражение и в спектакле. С одной стороны, он бесконечно уморительный. Это комедия положений с утрированной мимикой, картинными обмороками, трюками в духе Бастера Китона и Чарли Чаплина. Меткость бытовых наблюдений, легкость и четкость жестов, выразительная речь, внимание к деталям и восхитительная актерская слаженность ансамбля, в том числе проявленная в акробатических этюдах, за которые отвечал заслуженный артист России Андрей Казаков — режиссер по пластике. Здесь все начинается чинно, мирно, с пафосом и на высокой ноте (на завтрак к предводителю абы кого не позовут), а заканчивается дуэлью на вилках, пальбой в тарелки и падением столпов (как в виде колонн, так и нравов). Зарисовка Тургенева приобретает в версии Юрия Буторина любопытное расширение: отталкиваясь от его исходного кода (в пьесе, например, фигурирует карта местности, которую Анне Кауровой и ее брату Ферапонту Беспандину завещано было поделить поровну), режиссер масштабирует абсурд ситуации. Он доводит курьезную сцену дележа наследства до апогея, воспроизводя испорченную карту посредством участников встречи, на глазах «превращающихся» в дом, рощу, пустошь и так далее.
С другой стороны, комичность проявляется не в надуманной интриге, а в изображении повседневной реальности, актуальной как для середины XIX века, так и сегодня. Можно не вполне себе представлять, кто такой предводитель уезда, но проблема раздела имущества, провоцирующая непримиримый конфликт между родными и близкими, — абсолютно знакомый сюжет. Костюмы, антураж, язык остаются современными Тургеневу (и не переносить произведение в наши дни было принципиально для режиссера), но актеры своей игрой поддерживают связь с настоящим, усиливая восприятие сути происходящего, вечного, вневременного. Таким образом, комическое становится трагическим, и в этой точке что пьеса, что спектакль обретают дополнительный уровень смыслов.
Бедные-несчастные
Место действия ограничено одной комнатой — персонажей много, и занимают они каждый уголок пространства, то активизируясь все вместе, то затихая, отдавая авансцену отдельным выходам героев. Зритель наблюдает выхваченный из жизни фрагмент, не имеющий четкого начала и конца (конфликт между родственниками начался года три назад, а когда завершится — одному богу известно), доходящий за полтора часа до эмоциональной кульминации и сбавляющий обороты, только чтобы продолжиться в абстрактном измерении. Миротворцы, вызвавшиеся фасилитировать переговоры между родственниками, сами вступают в противоборство, и каждый участник званого завтрака на самом деле преследует корыстный интерес.
«Для них это не комедия, как для зрителей, которые сидят и смотрят. Для людей, находящихся на сцене, это на грани инсульта», — подчеркнул Юрий Буторин.
Но если у Тургенева никто из действующих лиц не пользуется сочувствием автора, то здесь, кажется, за всей сатирой ощущается эмпатия постановщика. Несмотря на эксцентричные и местами грубоватые типажи, благодаря тонко выверенной актерской игре они становятся очень живыми и правдоподобными, скрывающими психологическую глубину. По словам Ольги Беловой, ее героиня в одиночку сопротивляется пытающемуся обдурить ее мужскому обществу, а потому вынуждена применять женскую хитрость, используя как маску экзальтированность и выученную беспомощность. Если посмотреть на Каурову с этого ракурса, то она уже не будет просто упрямой и эгоистичной вздорной помещицей, как описывает ее Тургенев. Чувствуется в ней и надрыв, связанный с основным конфликтом пьесы. «Это проблема брата и сестры. Два человека, которые очень хотят поделиться, но делают все, чтобы этого не произошло. Среди родных людей так часто бывает, когда обида не позволяет. И вот до какого масштаба подобная бытовая ссора может дойти», — добавляет актриса.
Есть надрыв и в предводителе Николае Балагалаеве (роль исполняет Федор Бавтриков). Потрясающе самовлюбленный и напыщенный, франт и кокет, главный инициатор примирительного завтрака, конечно, тоже имеет свою выгоду от него, но до последнего пытается поддерживать благородный образ, то сладкоречиво описывая свои достижения на занимаемом посту, то цитируя Евангелие от Матфея. Когда же его чаша терпения оказывается переполненной и все социально приемлемые маски летят прочь, то, добавь режиссер тут пространство для драматической паузы, спектакль непременно перешел бы в другое русло. Этого не происходит, постановка, качнувшись в сторону суровых трагедийных вод, возвращается к теплым комедийным берегам, но само ощущение возможности такого поворота, безусловно, вносит еще больше красок в палитру впечатлений.
Особо чуткие зрители уловят в спектакле присутствие интонаций Петра Фоменко, да и сами актеры признаются, что в процессе репетиций так увлеклись предложенным методом, что не всегда различали, где игра, а где жизнь. «Было трудно и интересно. Как артисту мне хотелось понять эту школу, принять ее и почувствовать», — рассказал Иван Косичкин, воплотивший на сцене судью Евгения Суслова. Убирая с самого начала эффект четвертой стены и обращаясь к публике, артисты и зрителям дают возможность к этому приобщиться.
«Хотелось подчеркнуть, что это все равно театр, и хотелось, чтобы актеры наслаждались ситуацией, всеми этими конфликтами, чтобы это была все-таки игровая стихия», — подытожил Юрий Буторин. Стихия определенно удалась, завораживающая и вовлекающая всех вокруг в свое трагикомическое действо.