«Сны моего отца 2.0». В Театре имени Владимира Маяковского состоялась первая премьера сезона
Какие сны вам снятся? Этот вопрос, кажется, имеет определяющее значение для писателя и драматурга Романа Михайлова. Жанр своих рассказов он настойчиво называет сказкой. В его текстах ощущение реальности предельно размыто: никогда точно не понять, во сне ли все происходит или наяву. Действие разворачивается, как правило, в 1990-е, а персонажи обладают вполне конкретными чертами — их искренность и наивность граничат с абсурдом. Возможно, именно поэтому проза Романа Михайлова так привлекательна для театральных постановщиков.
В 2019 году в Театре наций Андрей Могучий поставил пьесу-путешествие «Сказка о последнем ангеле», где в качестве литературной основы взял один из рассказов Романа Михайлова. Герои, объединенные верой в лучшую жизнь, подаренную Богом, ищут призрачную любовь своего товарища. Пока вера движет их неопытными сердцами и слабыми головами, провинциальные ужасы 1990-х расступаются — и не только перед ними. Зритель тоже подхвачен силой этой веры и катарсически переживает ее вместе с персонажами.
Во вселенной Михайлова время и место становятся универсальными, а зритель и читатель в итоге остаются один на один не с героями и их судьбами, а с собственным подсознанием — миром символов и архетипов. Этот эффект погружения в транс и взял за основу своего спектакля-путешествия Егор Перегудов. В новом сезоне публике предстоит снова погрузиться в невыносимую правду Романа Михайлова, но выхода не будет ни у персонажей, ни у зрителей, в том числе и в самом буквальном смысле. Об этом и других трудностях просмотра заботливо предупредит бодрый (и несколько глумливый) голос диктора из динамиков над сценой.
Егор Перегудов во второй раз обращается к этому материалу. Впервые «Сны моего отца», основанные на нескольких рассказах Михайлова из сборника «Ягоды», он поставил в Российском академическом молодежном театре в мае 2021 года. Новую редакцию спектакля, перенесенного теперь на сцену Маяковки, он домыслил и доработал, персонажи как будто повзрослели.
Жанр постановки обозначен как «диорама безумия». С безумием все более или менее понятно, и диораму тоже следует понимать буквально. Зритель помещен на сцену, которая по ходу действия вращается на 360 градусов — проносится вихрь образов, персонажей, видений, обрывков фраз, знакомых, но совершенно невозможно вспомнить, откуда. Именно так работает подсознание, и в этом смысле постоянный соавтор Перегудова сценограф Владимир Арефьев выбрал, пожалуй, самый точный инструмент. Кто хорошо знаком с творчеством этого дуэта, знает, что очень часто в своих постановках авторы обращаются к тем или иным стихиям: то четыре часа идет самый настоящий дождь, то сцена превращается в водоем, то тают там огромные сосульки. Здесь же главный герой — ветер. Именно он руководит происходящим, а зритель чувствует его кожей. И именно ветер украл лицо одного из главных персонажей.
Володя встречается со своим отцом, которого он никогда в жизни не видел. И эта встреча становится началом воображаемого путешествия, потому что отцу каждую ночь снятся кошмары, которые он смотрит за других людей, а Володе — друзья детства, Урод и Диджей. Урод отправляет друзей на поиски символов, способных изменить бытие, а в итоге они оказываются в совершенном Нигде и в абсолютно абсурдных обстоятельствах. «Надо понимать это прежде всего как философскую категорию, — подчеркивает Егор Перегудов. — Это волшебная история, в которой, условно говоря, Иванушка-дурачок дерется с Кощеем Бессмертным. Это притча».
Зрителю рассказывают определенную историю, но, по сути, это просто набор инструментов — хороший аттракцион, конструктор сновидений. Каждый здесь увидит свой сон, непохожий на сон соседа по креслу. В «Снах моего отца 2.0» герои путешествуют в иллюзорной, но злой реальности 90-х годов прошлого века. Их путь не согласуется с законами линейного течения времени: он проходит в снах, точнее в кошмарах, а то и в мороке коллективного бессознательного. Зритель спускается все ниже, ввинчивается в ад чужих страшных видений, пробует вместе с героями найти и удержать хоть ненадолго направляющий смысл происходящего, но он снова теряется. Как в страшных снах, будто белочка из «Ледникового периода», зритель лишь на секунду хватает «желудь», и вместе со всем миром тот снова и снова проваливается в головокружительную пропасть безнадежности.
В театральном зале повиснут туманы Стигийских болот, из сумрачного леса будут выглядывать волки, зрители услышат канонаду последних боев со здравым смыслом и зловещий армейский юмор. Иногда лишь спасительная беззлобная шутка отвлечет на череду мгновений — и опять неотвратимый морок начнет новый круг безумия.
Круговое движение усиливается вращением зрительного зала: кружится не сцена, а сам зритель — перед ним плывут незнакомые помешанные, но с очень знакомым прищуром и оскалом. Можно развлечь себя чтением развешанных по стенам зала цитат, притворяющихся афористичными. Тоже ненадолго. В финале ждет макабрическая дискотека и терминальная лирика Бориса Рыжего. И если в мировой литературе — будь то шекспировский «Сон в летнюю ночь» или «Жизнь есть сон» Кальдерона — все счастливо пробуждаются и всех ждет хеппи-энд, то здесь будущее туманно. Впрочем, кто знает, что приснится именно вам?